Я родился в Лондоне в 1933 году. Страсть к живописи и скульптуре охватила меня еще в школе, но мне пришлось повременить с этими занятиями, отложив их на два года, пока я служил в армии, а затем еще на три, когда изучал историю на фоне прекрасных видов Королевского колледжа в Кембридже, откуда я ездил на каникулы в Грецию. В те дни туризм в этой стране еще не был поставлен на поток.
Затем я задумался о будущем. Хотя живопись с ее историей и скульптура были мне одинаково близки, я чувствовал, что хочу заниматься именно скульптурой. Тактильные ощущения находили во мне самый сильный отклик; меня также подкупали объем и масса и связь между ними. Осязательные ощущения, воспринимаемые глазом. Я не был одарен чувством цвета в той же степени. Я никогда не учился в художественной школе и у меня не было никаких навыков.
В то же время мне было необходимо уехать от серости послевоенной Британии, вырваться из привычной обстановки моей страны. Поэтому в конце 1956 года я отправился в Милан.
Я видел работы современных итальянских скульпторов в Лондоне в Ганноверской галерее, основанной Эрикой Браусен, в том числе работы Маурицио Марини, Джакомо Манцу и Эмилио Греко, этого архи-маньериста. Хотя я восхищался Джакометти и Генри Муром, я хотел попасть в крупный творческий центр, каким был Милан, где работали и Марини, и Манцу. Постепенно я полюбил этот удивительный, туманный и таинственный город с его грохочущими трамваями. Проучившись несколько недель в Академии изящных искусств Брера, я ушел оттуда и отправился на поиски Манцу, который оставил профессорскую должность и работал в своей собственной студии. Ему понравились те немногие работы, которые я показал, и он тут же позвонил в литейную мастерскую, с которой работал, мраморщику и меднику. Они были старыми друзьями еще с детства, которое провели в Бергамо, и с тех времен, когда партизанами боролись против фашистов. Манцу отправил меня работать с ними.
Я путешествовал по округе на мотороллере, купленном на деньги, которые заработал, давая уроки английского языка. Посетил прекрасные церкви Ломбардии, построенные в романском стиле и украшенные резьбой, которая относится к началу западной скульптурной традиции. До этого я был погружен только в скульптуру Древней Греции и племенное искусство Западной Африки. Именно скульптура в различных ее начинаниях так заворожила меня, а в музее Замка Сфорца было множество ее образцов и примеров. Манцу позволил мне использовать одну из его студий в Замке, окна которой выходили во внутренний двор, где Леонардо около 450 лет назад воздвиг гигантскую конную статую. Мне особенно польстило, когда один из работников, приоткрыв дверь, заглянул ко мне и сказал: «Здравствуйте, маэстро!»
Литейная мастерская «М.А.Ф.» (инициалы трех ее совладельцев) представляла собой полуразвалившуюся конструкцию из стропил и листов рифленого железа, которые отделялись друг от друга с помощью веревок, чтобы выпускать наружу дым и жар от печей, что находились внутри. Там работали девять или десять человек: от учеников и рабочих до квалифицированных мастеров, которые являлись совладельцами. Эта мастерская стала одним из центров моей жизни на ближайшие двадцать с лишним лет, так как все свои работы я отливал там. В первые годы практически каждый раз, когда я приходил в мастерскую, там же в одном конце цеха был Манцу, в другом – Марини, а «молодняк» работал в центре. Однако эти двое не часто встречались друг с другом. Когда я жил в Милане, то всегда снимал жилье у Фанни, безнадежно бедной 83-летней старушки. Ее отец был трубачом Гарибальди во время кампании по освобождению Италии в 1860 году, а также первой скрипкой во время исполнения оперы «Аида» в театре «Ла Скала». Вот такие нити истории связывают наши жизни.
В начале лета я встретил девушку, наполовину русскую, наполовину ирландку, с которой был знаком раньше. Она получила стипендию на обучение в Италии. Мы провели некоторое время в школе мраморщиков в Карраре, а затем на мотороллере отправились в Зальцбург, где Манцу и Кокошка организовали великолепную летнюю школу в крепости. Они были очень вдохновляющими преподавателями, и мы возвращались туда три года подряд. После поездки в Англию мы поселились в горной деревушке под названием Артиколи Коррадо, расположенной примерно в 60 километрах от Рима. В то время жизнь была очень дешевой, и в особенности в горных деревнях – в Италии все еще сохранялось послевоенное бедственное положение, ее промышленный бум был еще впереди. Однако в личном общении была простота и открытость, благодаря чему я мог дышать более свободно, чем в Англии в то время. Летом 1959 года мы поженились. Сначала была гражданская церемония в мэрии Рима на Капитолийской площади, построенной Микеланджело. Во время нее карабинеры были одеты в церемониальные костюмы и стояли, опираясь на свои мечи. Затем в русской православной церкви состоялась церемония венчания.
В это время Манцу переехал в Рим, отчасти из-за здоровья, отчасти чтобы быть ближе к Ватикану, для которого он работал над парой огромных бронзовых врат. Он пригласил меня поработать для него в одной из двух его новых студий. На тот момент я был и оставался учеником, но по мере того как я набирался опыта, я постепенно стал выполнять обязанности помощника студии. Я устанавливал панели для рельефов на вратах, шлифовал бронзовые детали, занимался арматурой для больших статуй его любимой модели, Инге, на которой он был женат в то время. Работа над Вратами шла очень медленно, он трудился над ними уже около двенадцати лет. Это было связано с тем, что Ватикан не одобрял художественные образы Манцу, но затем был избран новый Папа – Иоанн XXIII, ныне причисленный к лику святых. Он понимал Манцу, парня из Бергамо, и работа над Вратами пошла быстрыми темпами, а Манцу разрабатывал свою собственную иконографию и претворял свой план. Одновременно с этим он создал серию из семи портретов Папы.
Для развития моего собственного творчества мне нужно было двигаться дальше. Поэтому мы отправились в Париж к друзьям, которые нашли для нас небольшой дом в пригороде Сартрувиля. Именно там я создал большую часть своих фигуративных работ, а также несколько портретов, что стало продолжением моей работы с Манцу. Я изваял несколько статуй из гипса размерами больше натуральной величины и множество небольших фигур по моделям, взятым из жизни, в которых я стремился выйти за пределы поверхности и передать их живость с помощью свежести и быстроты своих пальцев, работающих с глиной, и придать форму своими ладонями. Более мелкие работы я отливал из гипса и мы привозили их в Милан во время нескольких поездок на нашей малолитражке «Ситроен 2CV». Я много работал в литейной мастерской и недолгое время жил в Ницце, где развелся и вновь женился. Мои работы из бронзы вместе с картинами моей первой жены были выставлены в Галерее Крейн Калман в Лондоне в 1966 году и в последующие годы – в галерее «Фаналь» в Париже.
Затем я принял предоставленную субсидию, чтобы помочь одному другу из Австрии построить бронзовую литейную мастерскую недалеко от Зальцбурга. Там я провел два с половиной года, в течение которых мои работы стали более формальными и абстрактными. Это произошло под влиянием того, что я использовал воск, с которым работал горячими утюгами, и гипс, с которым работал ножами. Я следовал формам, которые вырастали из ограничений, присущих этим техникам. В массивных сводчатых подвалах здания правительства земли Зальцбурга состоялась выставка моих работ. В это время моя жена сильно заболела, страховка позволила нам переехать обратно в Брианцу, район, расположенный к северу от Милана, где мы наконец смогли построить дом и студию. Моя творческая деятельность получила дальнейшее развитие в семидесятые и восьмидесятые годы, когда я работал с гипсовыми массами и более легкими, более воздушными формами, сделанными с помощью листового воска. Я тактильный скульптор и редко использую наброски и рисунки. В течение тех лет, что я вращался на орбите Милана, я участвовал в более чем пятидесяти совместных и десяти персональных выставках, главным образом в Милане и окрестностях. Во время Биеннале скульптуры в Монце я привез с собой нескольких участников из Великобритании.
В конечном итоге миланский климат оказался слишком большим испытанием для моей жены-француженки, и мы снова переехали в Ниццу. Но за ней требовался все более интенсивный уход, который я не смог бы обеспечить, если бы всерьёз занимался скульптурой. Она умерла в 2000 году. Хотя я почти не думал о том, чтобы когда-нибудь бросить скульптуру полностью, но будучи в возрасте далеко за семьдесят, я осознал, что слишком истощен, чтобы вновь начать серьезно заниматься ею. Мы отправили большую часть моих оставшихся бронзовых работ обратно в Лондон и Корнуолл. Моя работа – это почти четыре десятилетия творческого развития, которое осталось незавершенным. Перерыв в работе был слишком большим, и не стоит нарушать его теперь. Говоря «мы», я подразумеваю, что снова счастливо женился. Тем временем великие Врата Манцу, украшенные самыми прекрасными бронзовыми рельефами нашей эпохи, были закончены и установлены на крайнем левом фасаде Собора Святого Петра в 1964 году, вскоре после моего отъезда.